Году эдак в 1990, если ты в выходной выходишь из поезда метро на станции Тушинская, тебя пристально оглядывали чорными глазами чорние люди и бдительно расспрашивали: "Жёльтый? Жёльтый есть? слющай Жёльтый есть?" и так всю дорогу от вагона до Тушинского радиорынка...
Вот щас увидел эту пикчу, как это можно назвать? одно слово: Жёльтый!
Ибрагимыч тож так говорил Один из пограничников приблизился к Остапу вплотную и
молча снял с него меховую тиару. Остап потянулся за своим
головным убором, но пограничник так же молча отпихнул его руку
назад.
-- Но! -- сказал командор добродушно. -- Но, но! Без рук!
Я на вас буду жаловаться в Сфатул-Церий, в Большой Хурулдан!
В это время другой пограничник проворно, с ловкостью
опытного любовника, стал расстегивать на Остапе его великую,
почти невероятную сверхшубу. Командор рванулся. При этом
движении откуда-то из кармана вылетел и покатился по земле
большой дамский браслет.
-- Бранзулетка! -- взвизгнул погран-офицер в коротком
пальто с собачьим воротником и большими металлическими
пуговицами на выпуклом заду.
-- Бранзулетка! -- закричали остальные, бросаясь на
Остапа.
Запутавшись в шубе, великий командор упал и тут же
почувствовал, что у него из штанов вытаскивают драгоценное
блюдо. Когда он поднялся, то увидел, что офицер с бесчеловечной
улыбкой взвешивает блюдо на руках. Остап вцепился в свою
собственность и вырвал ее из рук офицера, после чего сейчас же
получил ослепляющий удар в лицо. События развертывались с
военной быстротой. Великому комбинатору мешала шуба, и он
некоторое время бился с врагами на коленях, меча в них медалями
за спасение утопающих. Потом он почувствовал вдруг неизъяснимое
облегчение, позволившее ему нанести противнику ряд
сокрушительных ударов. Оказалось, что с него успели сорвать
стотысячную шубу.
-- Ах, такое отношение! -- пронзительно запел Остап, дико
озираясь.
